Яд криминала.

ЯД КРИМИНАЛА. Сборник. Авторы: Ф.П. Боков, Р. Чабиев. Москва, издательство "Инсан", 1994 г. Составитель - кандидат филологических наук М. Яндиева.
Светлой памяти жертв геноцида ингушского народа посвящается
В настоящем сборнике содержатся материалы из ингушской печати, неизвестные русскоязычному читателю, посвященные ингушской трагедии - событиям октября-ноября 1992 г. в Пригородном районе города Владикавказа. Как известно, в результате этого конфликта имели место многочисленные жертвы, разрушения и изгнание более 60 тысяч ингушей из своих жилищ.
В издательстве "Адамант" (г. Москва) летом 1993 г. большим тиражом была выпущена книга В.Логинова "Ад криминала" — сборник рассказов и очерков, в котором осетино-ингушскому конфликту в октябре-ноябре 1992 г. посвящены два очерка: "Осетинская трагедия" и "Ингушская хамартия", искажающие истинную картину событий, оправдывающую действия осетинской стороны в этом конфликте.
Авторы публикуемых в настоящем сборнике статей ("Яд криминала" и "Четыре принципа национальной политики империи")— Ф.П. Боков, русский, историк, доцент Чеченского Государственного университета, и Р. Чабиев, политолог, ингуш, уроженец с. Балта Пригородного района г. Владикавказа, критически анализирует материалы книги В. Логинова и дают свою оценку этим трагическим событиям. Обе эти статьи были в свое время опубликованы в газете "Сердало", выходящей на ингушском и русском языках в г. Грозном.
Ф.П. Боков — профессиональный историк, настоящий русский интеллигент, отозвавшийся на боль ингушей по зову своего нравственного долга, как на боль собственного народа. Он не остался безучастным к его судьбе еще в 1973 г., в период брежневского застоя, когда ингушский народ мирной демонстрацией в г. Грозном пытался выразить свой протест местным властям, чинившим препятствия возвращению ингушей на их историческую родину. Находясь в гуще общественно-политических событий в регионе, накапливая фактический и документальный материал, анализируя и оценивая события, политику центральных и местных властей, он закономерно становится одним из наиболее компетентных и авторитетных лидеров ингушского национально-освободительного движения.
Сборник содержит также фрагмент речи величайшего гуманиста современности академика А.Д. Сахарова, произнесенной на исторической 20-й сессии Верховного Совета СССР при обсуждении проекта Декларации прав народов СССР, проходившей 14 ноября 1989 г. под председательством Е.М.Примакова. На этой сессии при обсуждении формулировок декларации А.Д. Сахаров выступал после делегатов Чечено-Ингушской АССР М.Ю. Дарсигова, Х.А. Фаргиева, С.Э. Авторханова, обрисовавших препятствия на пути возвращения ингушского народа на места своего прежнего проживания до их выселения в 1944 г. и, как бы отражая дух этого совещания, стремление к быстрейшему разрешению назревавших конфликтов, сформулировал свою концепцию решения проблем полной реабилитации насильственно-переселенных народов и возврата их на места их исторического проживания, в том числе и ингушского народа. Однако, в отношении ингушского народа даже спустя 3 года после принятия исторической декларации положение не изменилось к лучшему — он по-прежнему был лишен возможности вернуться на места своего прежнего проживания и даже, наоборот, подвергся повторному изгнанию и жестокому геноциду в трагические дни октября-ноября 1992 г.
Цель публикации в сборнике материалов из газеты "Сердало" — привлечь внимание российской общественности к трагическому положению ингушского народа в результате событий октября-ноября 1992 г., познакомить читателя с предысторией этих событий, дать объективную информацию об истоках конфликта.
Северный Кавказ является в настоящее время одной из самых горячих точек на юге России. Получение достоверной и объективной информации о событиях в этом регионе является совершенно необходимым для понимания сути проблем и поиска путей справедливого разрешения конфликта. Ибо, как бы не была горька и неприятна правда, все же лучше в конечном итоге иметь дело с ней, а не с полуправдой или ложью. Предлагаемый материал отражает взгляд ингушской общественности на трагические события в регионе. Как и точка зрения осетинской стороны, этот взгляд должен быть доведен до любого человека, и особенно, до честного политика, общественного деятеля, неравнодушного к судьбам малых народов России и заинтересованного в мирном разрешении межнациональных конфликтов и достижении взаимопонимания между народами. Нет и не может быть криминальных и некриминальных народов, как и народов-героев и народов-преступников.
Хочется также надеяться, что чтение этих материалов поможет прозрению и тех российских политиков, которые разыграли осетинскую карту в те трагические дни октября-ноября 1992 г.
М. Яндиева
Из речи А.Д.Сахарова на 30-м заседании 2-й сессии Верховного Совета СССР при обсуждении проекта Декларации прав народов СССР 14 ноября 1989 г.
... Я предлагаю сказать, что эта Декларация — восстановление справедливости по отношению к переселенным и подвергшимся геноциду народам. И раз речь идет о восстановлении справедливости, то это должен быть акт полной справедливости. Когда люди действительно восстанавливают справедливость, они не боятся отдать больше, чем было взято, а больше в данном случае отдать невозможно. Поэтому мы должны включить в декларацию слова о том, что, сознавая историческую вину перед переселенными народами, государство принимает на себя обязательство принять все меры для возвращения на родину тех представителей этих народов, которые выразят такое желание, способствовать этому юридически и материально. Государство готово принять на себя ответственность за материальную компенсацию нанесенного людям ущерба.
Наше государство является не только правопреемником, а просто прямым наследником сталинского режима, жесточайшего режима, который осуществил эти акты. Мы знаем, например, что правительство ФРГ приняло на себя ответственность за материальную компенсацию тем, кто стал жертвой фашизма. И тем более наше правительство, наше государство не может уйти от такой компенсации.
Но первое и самое главное — это обеспечить право на беспрепятственное возвращение народов, восстановление тех государственных форм, которые были у этих народов. Это тот факт, где мы не можем думать ни о чем, кроме восстановления справедливости. Никакие прагматические соображения нас тут не могут останавливать. И я уверен, что те, кто живет сейчас на этой территории, будут жить в мире с переселенными народами, найдут возможность потесниться, если в этом будет необходимость. Другие решения проблемы могут быть найдены, но не выполнить этого долга справедливости мы не имеем права.
Академик А. Д. Сахаров
ЯД КРИМИНАЛА
С удовлетворением приняв предложение товарищей высказать свое отношение к очеркам В.Логинова «Осетинская трагедия» и «Ингушская хамартия» и представляя это отношение на суд читателей, считаю необходимым поставить их в известность о том, что я не литературный критик. А поэтому не берусь судить о художественных достоинствах или недостатках этих очерков. Речь пойдет исключительно только о достоверности исторических и современных фактов и событий, нашедших отражение в этих очерках и самым непосредственным образом касающихся первых шагов становления Ингушской Республики, о моем восприятии этих фактов и событий и моем отношении к попыткам их фальсификации.
Откровенно должен сказать, что с некоторым душевным трепетом взяв в руки прекрасно полиграфически оформленный экземпляр, стал размышлять над тем, какая форма обращения к автору в данном случае будет наиболее приемлемой — господин В.Логинов, уважаемый автор, уважаемый Владимир Михайлович или еще какая. Считаю необходимым также отметить, что с первых же минут настроился на максимально объективный подход к выполнению просьбы товарищей, к анализу названных очерков. А для того, чтобы подход был именно таким, внимательно прочитал не только два последних, но все десять очерков, помещенных в этом сборнике. Не могут, наверное, не привлечь внимание читателя раздумья автора «о тех ребятах, кто, уцелев на этой страшной войне (в Афганистане — Ф.Б.), не только не смог устроить свою жизнь на родине, но еще и совершил тяжкие преступления...» (стр. 269).
Не может не подкупить также его стремление по-короленковски даже в каждом злодее отыскать что-то человеческое. В одном отдельно взятом злодее, совершившем убийство и отбывающем срок, автор дотошно пытается найти хоть что-то человеческое, а целый народ облыжно, походя, обзывает волками, с которыми ему очень не хочется «жить в одном отечестве и тем более величать их гражданами России» (стр.420). А где же логика? Ведь в первом случае он пытается предстать перед читателем как верный ученик и верный последователь великого русского гуманиста, во втором же — во всей своей наготе предстает перед читателем как махровый великорусский мерзавец-шовинист.
То, что здесь абсолютно нет перехлеста, может со всей убедительностью подтвердить сам же автор, заявляя: «По-моему и сам Дудаев не отдает себе отчета в том, что творит — стоит слону только поднять ногу, и не то, что от Ингушетии, но и от Чечни мокрого места не останется!» (стр. 422).
Вот так, довольно четко и определенно, надо сказать, выражает очеркист свое мировоззрение, мироощущение, рекламируя при этом, что он был практически во всех "горячих точках", побывав даже в заложниках. Что же касается конкретно осетино-ингушского конфликта, то автор открыто демонстрирует свои явно проосетино-националистические симпатии. Доказательство? Пожалуйста! Короче, говоря словами Галазова, «мы пригрели на своей груди змею», — с гневом заявляет автор очерка (стр.423). Читателю этот момент может показаться непонятным. Да и мне, откровенно говоря, здесь тоже не все ясно.
Может быть, кое-что нужно прояснить, если мы вспомним, что 10 ноября 1992 года, когда еще не остыли угли на пепелищах ингушских домов, когда не были еще преданы земле тела безвинно погибших, во Владикавказе в спешном порядке была созвана специальная сессия Верховного Совета СОССР, которой на обсуждение был вынесен вопрос: «О вероломной агрессии ингушских национал-экстремистов и мерах по обеспечению безопасности, законности и правопорядка в республике». С докладом выступил, естественно, А.Галазов. Вот в этом своем докладе он и огласил: «Со всей ответственностью я заявляю сегодня, что сил для отражения внешней агрессии и нанесения противнику сокрушительного удара было достаточно. Но мы вскормили на груди республики змею, жало которой ранило нас больнее всего».
(Между прочим. Любой, наверное, читатель не сможет не обратить внимание на терминологию, используемую докладчиком. Это же ведь скорее доклад главнокомандующего вооруженными силами страны, находящейся в состоянии войны с сопредельным государством. Здесь и "вероломная агрессия", и "противник", и "сокрушительный удар" и т.п. Читаешь и невольно думаешь, из какого приказа И.В. Сталина все это позаимствовано. Это, во-первых. Во-вторых, в других случаях, когда им это выгодно, руководители Северной Осетии с не меньшей "ответственностью", без всякого зазрения совести кричат о том, что они ничего подобного не ожидали, что они совершенно не готовились ни к каким конфликтам и поэтому были застигнуты врасплох).
И вот очеркист вторит Галазову. А. Галазов говорит — "мы вскормили" и В. Логинов, причем от своего имени, говорит — "мы пригрели". С чего бы это? Вряд ли можно сейчас что-либо здесь понять с достаточно полной достоверностью. Можно лишь предположить, что материал для очерков был кем-то в Северной Осетии заранее заготовлен для удобного случая. И этот случай подвернулся. В период почти двухнедельного пребывания очеркиста в Северной Осетии этот материал был ему любезно предоставлен, будем думать, что абсолютно бескорыстно. Очеркист же, поспешая поскорее выпустить книгу, не "переварив" в должной мере этот материал, выдал его. Отсюда и ляп.
Однако стоит ли строить эти предположения, если очеркист сам, по собственной воле предстает перед читателем в роли подобострастного, безгранично преданного холуя А. Галазова, озвучивающего галазовские бредовые идеи. Ну и ради бога. Вольному — воля. Главное же состоит в том, что в этих двух очерках нагромождено столько лжи, клеветы, подлога, мошенничества, шовинистического яда, что в одной лишь статье все это в хоть сколько-нибудь полной мере разгрести практически невозможно. Да и ковыряться во всем этом проосетинско-националистическом, извините, дерьме, в котором, кстати, автор чувствует себя, как рыба в воде, — занятие далеко не из приятных. И если меня что-то и заставляет все же этим заняться — так это только чувство и долг товарищества.
Для того, чтобы читатель более или менее четко представил себе общую направленность мыслей автора, его рассуждений, а отсюда и совершаемого им криминала, и того яда, которым он отравляет сознание и души доверчивых читателей, сразу же отметим, что свой с позволения сказать "очерк", по сути же чистейшей воды пасквиль — "ОСЕТИНСКАЯ ТРАГЕДИЯ", он подразделил на отдельные как бы параграфы. Первый — "ПОТОМКИ ЗАРАТУШТРЫ", конечно же о "величии" осетин, второй — "ВОЛЧЬЕ ПЛЕМЯ", конечно же о "ничтожестве" чеченцев и ингушей, третий — "ГАЗАВАТ", конечно же о войне чеченцев и ингушей против России с Осетией, разумеется, четвертый — "АГРЕССИЯ", чья и против кого — пояснять не надо.
Остановимся лишь на малой толике того, что прямо само напрашивается на комментарий, буквально кричит о необходимости его. Так уже в первом же абзаце первого параграфа читаем: «...осетины являются как известно, единственным (выделено мною — Ф.Б.) остатком скифских племен, судьба которых неразрывно связана с Русью» (стр.404).
''С навязчивой идеей единственности своего происхождения от аланоскифских племен осетинские националисты носятся буквально, как дурень со ступой, пытаясь этим обосновать мнимую свою исключительность. А чего стоит идейка о связях скифских племен с Русью и неразрывности их судьбы? Ведь смеху подобно. И было бы действительно очень смешно, если бы не было так больно. Связи эти, разумеется, были, но ведь были-то они почти две тысячи лет назад. Были они между скифами и Русью, которые уже давно принадлежат Истории. Зачем же все это приплетать к осетино-ингушскому конфликту, корни которого вовсе не уходят во тьму веков, они здесь, на поверхности, они видны невооруженным глазом. Только для осетинского руководства, вкупе с российским, смертельно опасна даже попытка распутать их.
Определенный интерес для читателя может представить и второй абзац на этой же странице, который гласит: «Большая часть осетин — православные христиане, есть и мусульмане, но их обряды имеют устойчивую языческую доминанту, ибо главный Бог осетин — Уастырджи (Святой Георгий) — покровитель мужчин, путников, которого в шутку называют "Министром путей сообщения"» (стр.404-405).
Мы договорились вначале, что языка очерка, стиля изложения и прочего касаться не будем. Но здесь вот просто нельзя этого обойти.
Часть осетин — христиане, часть же — мусульмане, это ясно. А у кого из них устойчивая языческая доминанта? Судя по дальнейшему утверждению автора о том, что «главный Бог осетин — Уастырджи» можно сделать заключение, что эта доминанта является устойчивой и у осетин-христиан, и у осетин-мусульман. Но тогда возникает вопрос: какие же они православные христиане и какие они правоверные мусульмане? Ведь в основе всех современных религий, как известно, лежит принцип единобожия, что и отличает их от язычества. Касаясь этой весьма деликатной темы, автору следовало бы, наверное, хоть чуть-чуть поразмыслить над этим. Не говоря уже о том, что осетины своего главного Бога в шутку называют "Министром". Но это же святотатство. Это ничто иное, как посягательство на религиозные чувства истинно верующих. Ведь совершенно же ясно, что никакие шутки по отношению к Богу абсолютно не допустимы ни у христиан, ни у мусульман, ни у буддистов, ни у иудеев. И над этим автор как-то не подумал. Но не это главное в общем-то.
Более прозрачным представляется следующий намек: «Больше всех генералов русской армии было у осетин (а где же были русские — Ф.Б.), больше всех Героев Советского Союза (после русских) (хоть здесь не забыли о них — Ф.Б.) — осетины. Каждый второй мужчина, ушедший на фронт в сорок первом, не вернулся домой... Отечественная война унесла каждую четвертую жизнь этого небольшого народа...» (стр.405).
Все это преподносится читателю только для того, чтобы в следующем параграфе облить грязью ингушский народ. Мы не будем останавливаться на этом совсем, ибо об этом уже много писалось и говорилось, в частности, в связи с известным Обращением тридцати восьми осетинских писателей к своему народу. Так что господин В. Логинов здесь оказался всего лишь тридцать девятым и не больше. Если бы он и мог что-либо добавить к этому, то только то, что «Иисус Христос был все-таки осетином» ("Северный Кавказ", 26.06.93). Аргументы?
— Иисус родился в хлеву, а похоронен в склепе, как и принято у осетин... А названия рек и местностей, где довелось бывать Иисусу в Израиле, легко переводятся с осетинского (на какой — в "исследовании" не указывается). Так что перед учеными Северной Осетии во всей своей сложности встает дилемма: рекомендовать своему руководству по-прежнему обслуживать рожениц через родильные дома или переориентироваться с учетом древних традиций на строительство хлевов. Тем более, что как утверждает В. Логинов, "мировоззрение и мироотношение (так в тексте — Ф.Б.) осетин с древнейших времен традиционно устойчиво" (стр.405).
Но и это еще не все. Раз уж Иисус — осетин, и нога его ступала по территории Израиля, а названия рек и местностей созвучны с осетинскими, то не выдвинуть ли идею объединения Северной Осетии, Южной Осетии и Израиля?
Но и это не самое главное. К главному мы, кажется, только подошли.
В первом же абзаце первого же параграфа, названного автором (может быть и не В. Логиновым) "ВОЛЧЬЕ ПЛЕМЯ" читаем: «А ингуши — одно из наиболее диких чеченских племен, получивших название от бывшего аула Ингушть. Ингуши — в переводе с ингушского — орехи, малообразованный и самый беспокойный народ на Кавказе, живший в селениях Сунженского округа Терской области, в ущельях реки Камбилеевки, Сунжи и Ассы. Сами себя ингуши называют "ламур" (горцы) и разделяются на галгаевцев, галашевцев, назрановцев. Мусульмане-сунниты, вроде бы когда-то были христианами» (стр.406).
Непредубежденный читатель уже при первом же прочтении почувствует: здесь что-то не то. При втором же просмотре начнет разбираться. Давайте же попробуем и мы.
Во-первых, не может не обратить на себя внимание попытка очеркиста представить читателю ингушский народ в прошедшем времени. Почему, спрашивается, "живший", а не живущий ныне. Почему «в селениях Сунженского округа Терской области», а не на исконно ингушской территории? Ведь указанные территориально-административные единицы были установлены и существовали в прошлом веке.
А отсюда и еще один вопрос: очеркист наш сам, добровольно, отправился в это прошлое, или его кто-то услужливо туда затянул? Давайте, тем не менее, пройдемся вслед за автором в это самое прошлое. Там, у исследователя С. Броневского, например, (первая половина XIX века) действительно увидим "ингуши или ламур". Однако чеченцев он называет совершенно отдельно от ингушей — «чеченцы или шешены, называемые также Мычкиз». Одним словом, С. Броневский не считает ингушей одним из чеченских племен.
Другой исследователь — А. Берже (середина XIX века) дает «беглый, по его словам, перечень племен, населяющих в настоящее время (то время — Ф.Б.) Чечню». Он перечисляет 20 племен, начиная с назрановцев, которые по-Броневскому совершенно не входят в число чеченских племен, кончая чеченцами Терскими, чеченцами Сунженскими и чеченцами Брагунскими.
Одним словом, у исследователей народов Северного Кавказа XIX века, объективно прокладывавших маршруты окончательного покорения Северного Кавказа царской Россией, единства на этот счет нет. Очеркист же такое единство взял, очевидно, напрокат у какого-то современного исследователя, адрес которого совершенно очевиден.
Что же касается "дикости" этих племен, то такая оценка их была весьма распространенной. Так, например, еще один исследователь — Иоганн Бларамберг писал в 1834 году: «Чеченцы — самые жестокие и дикие племена на Кавказе». Как видим, автор очерка полностью солидаризируется с Иоганном Бларамбергом. Ему некогда было поразмыслить над тем, почему в своих рассуждениях он оказался в первой половине XIX века, в компании бларамбергов. Ему надо было срочно сдавать свою рукопись в издательство.
Ничего хитрого, однако, в такой оценке тех или иных племен Северного Кавказа, его исследователями и завоевателями нет. Все дело, очевидно, состоит в том, что «осетинский народ, — как свидетельствует очеркист с чьей-то подачи, — первый (выделено мною — Ф.Б.) из горских народов обратился к царю с просьбой добровольно войти в состав России» (стр.405).
Здесь необходимо отметить одну деталь, думается, совершенно неизвестную нашему очеркисту.
Всего какой-то десяток лет назад в тогдашнем СССР, подобно современному параду суверенитетов, шла бурная демонстрация "добровольного вхождения". Ученые-конъюнктурщики из различных республик, расталкивая друг друга локтями, стремились прорваться в первые ряды демонстрантов, ибо от этого в определяющей степени зависела их научная карьера. Ученые из Северной Осетии во время этой демонстрации во многом преуспели. Им и ныне, наверное, а их коллегам — деятелям от политики тем более, импонирует именно такая трактовка факта — «осетинский народ(??!!) обратился к царю с просьбой добровольно войти в состав России». Это как бальзам на сердце ельцинско-шахраевского руководства. Фактически же, это была просьба нарождающейся национальной знати принять осетинский народ в подданство самодержавной России. Разница, кажется, есть. Кстати, вскоре с подобной просьбой — принять ингушский народ в подданство России — обратились к Кизлярскому коменданту и старшины ингушских обществ.
Уже хотя бы поэтому представлять читателю ингушский народ диким племенем, а осетинский — цивилизованным, с исторической точки зрения — неверно, с политической — опасно, с нравственной — аморально. Оба этих народа стояли тогда и стоят сейчас, несмотря на трагическую судьбу ингушского народа, примерно на одинаковом уровне социально-экономического и культурного развития.
Уровень же "дикости" того или иного народа определялся царскими чиновниками и военачальниками исключительно степенью сопротивления этого народа колониальной политике царизма, степенью отпора, который получал царизм от данного народа. Именно поэтому бларамберги писали в середине XIX, а логиновы переписывают в конце XX века всевозможные измышления о дикости и жестокости того или иного народа.
Скажите, пожалуйста, уважаемый очеркист-моралист. Неспровоцированное вторжение могущественных Соединенных Штатов на крохотную Гренаду, их же наглый налет на суверенную Панаму, их же массированная бомбардировка совершенно незащищенных мирных кварталов столицы Сомали, что это — проявление наивысшего уровня мировой цивилизации, или это и есть демонстрация подлинной дикости и варварства. Если эти размышления могут почему-то показаться слишком абстрактными или не имеющими отношения непосредственно к нашей теме разговора, то можно,взять пример поближе.
В своем очерке «Я хотел быть попом» наш очеркист представляет читателю исповедь бывшего "афганца", не нашедшего после Афганистана своего места в жизни и ставшего убийцей.
«Шмоны — это была наша зарплата, личная. Это было как должное. Особенно, когда у нас ранения были, или, не дай бог, кто-то погибал, то мы забирали все, подчистую... — он смолк и отвел глаза» (стр.272).
«Мародерство — не мародерство — не было у нас такой морали. Погиб человек — готовы были на все, вообще все крушили» (там же).
«Если знаем, что мы непосредственно возле кишлака остаемся на ночлег, то, как правило, свидетелей в живых вообще не оставалось. Если где-то в доме грабили — всех расстреливали» (стр.273).
Так кто же в данном случае, господин автор, проявлял дикость и варварство? Мирные жители кишлаков, их защитники или наши соотечественники, подобные представленному Вами читателям 25-тысячным тиражом "герою" очерка. А ведь народы Северного Кавказа в период Кавказской войны, в середине XIX века, были, чуть ли не в буквальном смысле, в том же положении, в каком оказался народ Афганистана во второй половине XX столетия. И война по характеру была по существу той же, и ее проявления были по существу теми же.
В период Кавказской войны начальником первого фланга Кавказской линии (районы Северо-Западного Кавказа) генералом Зассом был заведен "порядок": казаки, зная, что по обычаям местных племен тело без головы предавать земле нельзя, отрезали у убитого горца голову с тем, чтобы затем продать ее родственникам убитого.
Так кто же здесь представляет жестоким и диким — местные племена горцев, защищавшие свою честь и независимость, землю своих предков, свои очаги или предки Ваших соотечественников, господин В.Логинов? Предки, которых Вы, по подсказке бларамбер-гов и с подачи некоторых современных исследователей, тщитесь представить читателям в облике невинных миссионеров, несущих "диким" племенам плоды цивилизации.
Возвратимся, однако, к цитате. Ингуши свое название получили от бывшего аула Ингушть — утверждает автор. Но почему бывшего? Он и ныне существует. Только в такой транскрипции, в какой его дает автор, это название никогда, никем, ни в каких документах, ни в обыденной жизни не употреблялось и не употребляется. Аул назывался Ангушт. Отсюда пошло русское название ингуши.
Если бы автор проявил элементарную журналистскую добросовестность, он непременно пришел бы к выяснению той истины, что этот аул почитается у ингушского народа, как его колыбель, что после выселения ингушей в 1944 году, он был переименован на осетинский манер в село Тарское, под которым остается и ныне. Все это он мог бы узнать без всякого труда, ибо село это расположено буквально в пяти километрах от Владикавказа, в котором автор пробыл почти две недели.
Если бы он проявил эту добросовестность, то неминуемо пришел бы к тому, что Постановлением Верховного Совета РСФСР от 26 апреля 1991 года «О порядке введения в действия Закона РСФСР «О реабилитации репрессированных народов» было предусмотрено уже к концу 1991 года «возвращение прежних исторических названий населенных пунктов, районов и местностей, незаконно отторгнутых в годы Советской власти». На этом основании село уже должно было бы вновь именоваться Ангушт.
Самое же главное состоит в том, что автор не только увидел бы, что этому селу, как и всем другим, не возвращено его историческое название, он воочию убедился бы в том, что та часть села, где до "осетинской трагедии" проживали ингуши, разрушена, разграблена и сожжена дотла. А та часть, где проживали и проживают осетины цела целехонька. Может быть уже один этот факт мог бы отрезвить автора. Впрочем он и тут бы мог, наверное, подбросить читателям версию о невероятном коварстве "дикарей-ингушей", которые пошли на разрушение и сожжение своих собственных жилищ только для того, чтобы потом обвинить в содеянном добропорядочных и законе - послушных соседей.
Пойдем дальше. «Ингуши — в переводе с ингушского — орехи...» Все знакомые ингуши — высококвалифицированные филологи, у которых я консультировался по поводу возможности такого перевода, широко раскрывали глаза и пожимали плечами. Да и "в переводе с ингушского", а на какой? Если на осетинский, то может быть и орехи, а может быть и горох, и чечевица, и что угодно. В переводе же с ингушского на русский, ингуши — есть ингуши. Сами себя они называют — галгаи. А поэтому и утверждение автора о том, что сами себя ингуши называют "ламур", мягко говоря, не соответствует действительности. Не называют они себя так. Такое название, как мы видели, встречалось у исследователей XIX века. Но оно так и осталось лишь в работах исследователей.
Тут же далее, «Мусульмане-сунниты, хотя вроде бы когда-то были христианами». Ну, каков оборот, а? Вроде бы были, а может и не были... Можно ли представить себе отношение к проблеме, которой касаешься, более легковесным и безответственным. Мы еще остановимся на попытке героя-очеркиста "лягнуть" И. Базоркина. Сейчас же отметим, что если бы наш герой-очеркист удосужился хоть раз прочитать его роман "Из тьмы веков", он увидел бы там следующую картину. Когда в похоронах умершей женщины-ингушки решил принять участие христианин-осетин, то у ограды мулла, приехавший из соседнего аула, высказал сомнение: можно ли впустить на кладбище христианина. И Калой, как хозяин похорон, ответил: «Земля божья, люди божьи. Наши отцы вчера еще были христианами. А это — гость. Он дал Матас последнюю радость! Он пойдет. Хороните!» Мог бы он узнать об этом, разумеется, и по другим каналам. Но тогда не получилось бы этого уничижительного "вроде бы когда-то...", не было бы этого шовинистически-пренебрежительного отношения к целому народу.
И все это, уважаемый читатель, в одном лишь абзаце. Закончим же этот абзац несколько длинным предложением. «По обычаям мало отличаются от остальных чеченцев, но помимо занятий земледелием (выделено мною — Ф.Б.), более всех горских племен преуспевали в воровстве, грабежах, разбоях, убийствах (особенно русских)». Чтобы потом не возвращаться, тут же отметим, что это, может быть, особенно гнусная криминального свойства ложь автора очерка В.М. Логинова — Ф.Б.), за что и были выселены в 1830 году генералом Ермоловым, считавшим, что «ингушей следует уничтожить вообще, поскольку они не подлежат перевоспитанию» (стр.406).
Ложь более беспардонную, чем та, которую автор растиражировал в 25 тысячах экземпляров, невозможно себе даже вообразить. Благо хоть что он сам, конечно же не подозревая того, отметил, что ингуши все же занимались земледелием. Ведь его единомышленники нередко утверждают, что ингуши вообще кроме разбоев и грабежей ничем другим не занимались.
Что же касается выдуманного автором утверждения о том, что ингуши не подлежат воспитанию, а поэтому их лучше уничтожить, то это, как известно, Ермолов говорил не об ингушах, а о чеченцах. Почему? Мы уже отмечали, чеченцы оказывали ему самое упорное сопротивление.
Кстати, небезынтересно будет здесь привести одно из высказываний генерала Ермолова об ингушах. В письме к Ланскому от 12 января 1827 года, доказывая невозможность насильственной христианизации ингушей, он подчеркивал, что нельзя допустить, чтобы «народ сей — самый воинственный и мужественнейший из всех горцев, был доведен до возмущения, решился удалиться в горы».
Так же российской администрацией ингуши, правда это было уже после генерала Ермолова, были доведены до отчаяния, спровоцированы на открытое выступление, на подавление которого были направлены карательные экспедиции в 1830, а затем в 1832 году. Никакого же выселения ингушей генералом Ермоловым не было и быть не могло уже хотя бы потому, что в конце 1826 года он был заменен на посту наместника на Кавказе и командующего кавказским корпусом графом Паскевичем.
В общем же следует отметить, что о необходимости поголовного истребления ингушей неоднократно высказывались царские генералы Слепцов, Нестеров, именами которых были названы казачьи станицы, и другие. Насильственные переселения ингушей царской администрацией проводились, но не Ермоловым в 1830 году, как это преподносит читателю В. Логинов.
Принеся читателю извинения за слишком длинную цитату, приведем все же ее полностью с тем, чтобы иметь исчерпывающее представление о затрагиваемой в ней проблеме.
«С приходом к власти большевиков началось изгнание казаков из станиц ингушами. Свидетельством того, что этот акт был санкционирован правительством, является обещание, данное в августе 1918 года съезду ингушского народа Г.К. Орджоникидзе, отдать землю ингушам в пределах Терского казачества. Так началось поголовное выселение казаков и заселение ингушами казачьих станиц. В 1920-1923 годах было вырезано ингушами и переселено более 70 тысяч казаков. Таким образом, до 1944 года все казачьи станицы принадлежали ингушским обществам, которые превратили эти земли в рассадник бандитизма и террора» (стр.406).
Более злостных, более грязных измышлений об ингушах вряд ли можно себе представить. На все эти измышления дать исчерпывающие ответы в рамках данной статьи просто невозможно. Да и вряд ли нужно. Поэтому остановимся лишь на некоторых.
Так, ни о каком изгнании ингушами казаков из их станиц вообще не может быть и речи. Речь может идти лишь о переселении конкретных станиц, а не всего Терского казачества, как об этом заявляет автор. И намечалось это переселение отнюдь не с приходом к власти большевиков, а задолго до этого. Обо всем этом весьма красноречиво и убедительно свидетельствуют исторические факты и документы, извращать и подтасовывать которые историки Северной Осетии и их подголоски искуснейшие мастера. Судите сами.
Центральная Советская власть, власть большевиков, была признана на Северном Кавказе Вторым Съездом Народов Терека 4 марта 1918 года. Большевики на этом съезде представляли собой лишь одну из довольно многочисленных фракций (наряду с меньшевиками, эсерами, а также фракциями казаков, чеченцев, ингушей, осетин и т.д.). Влиянием на съезде большевики, несомненно пользовались, причем оно возрастало буквально от заседания к заседанию. Однако представлять читателю, что уже в это время большевики захватили в Терской области власть, значит ничего не понимать в данном вопросе или сознательно извращать его, спекулируя на неосведомленности читателя.
К этому времени у каждого народа Северного Кавказа оформились Национальные Советы, а вовсе не Советы рабочих депутатов. Да, власть в крае строилась в форме Советов. Содержание же было иным, нежели в центральной России. Это интереснейшая проблема, которая ждет нового прочтения, ибо в прежних условиях развития исторической науки раскрыть ее в достаточно полном объеме было невозможно, хотя попытки такие делались.
Земельный же вопрос, являвшийся в условиях Северного Кавказа не менее острым и важным, чем вопрос о власти, имел к этому времени уже довольно давнюю историю. Он остро дебатировался на заседаниях Государственной Думы, когда большевики еще и не помышляли о захвате власти. В 1917 году этот вопрос обострился до предела. Крайнюю необходимость скорейшего его разрешения прекрасно понимали теперь и верхи казачества. Но решить его они собирались по-своему. В январе 1918 года по инициативе верхов Моздокского казачества был созван Съезд Народов Терека. Основной задачей, которую предполагалось решить на этом съезде, было объявление войны ингушам и чеченцам, особенно остро испытывавшем земельный голод, чтобы не допустить передела земли. Делегации чеченцев и ингушей не были приглашены на этот съезд. Авантюра эта провалилась. И заслуга в этом принадлежит, прежде всего, большевикам, хотя об этом ныне и "не модно" говорить.
Кровопролитие было предотвращено, острота же земельного вопроса, естественно, нисколько не спала. А поэтому он был обсужден на Третьем Съезде Народов Терека в мае 1918 года. Обратите внимание, уважаемые читатели, не в 1920-1923 годах, а в мае 1918 года, когда власть на Тереке была еще не в руках большевиков, а в руках Народной Демократии.
Так вот на этом съезде и было принято решение о переселении четырех казачьих станиц — Тарской, Сунженской, Воронцово-Дашковской, Фельдмаршальской и хутора Тарского. Самое же интересное во всем этом состоит в том, что решение это не было, разумеется, навязано съезду, как это пытаются представить сочинители всевозможных небылиц, большевиками (это вообще было немыслимо в тех условиях), а тем более ингушами. Среди принимавших это решение было всего два ингуша. Как бы это не показалось парадоксальным, против этого решения не возражала даже фракция казаков. Больше того, есть свидетельства о том, что сами жители этих станиц просили переселить их в другие места.
Может возникнуть недоуменный вопрос: а с чего бы это у казаков появилось вдруг желание переселиться?
В том-то и дело, что не вдруг. Понимание такой необходимости созревало, очевидно, на протяжении нескольких лет. Окончательно же родилось в результате Февральской, а затем Октябрьской революции.
Суть дела состояла в том, что царское правительство, продолжая с учетом итогов и уроков Кавказской войны, свою колонизаторскую политику на Северном Кавказе, санкционировало строительство этих станиц. Так, на месте ингушского села Ангушт, о котором у нас уже речь шла, была построена казачья станица Тарская. В том же 1859 г. на месте ингушского села Ахки-Юрт была построена казачья станица Сунженская. В 1860 г. на месте аула Алхасте — станица Фельдмаршальская. В 1861 году — на месте аула Таузен-Юрт — станица Воронцово-Дашковская. И в 1867 году на месте аула Шолхи — хутор Тарский.
Причем эти станицы ставились не на свободных, как может показаться несведущему читателю, землях, а именно, как было отмечено, на месте существовавших ингушских аулов, жители которых попросту изгонялись с насиженных мест. Силой вытеснялись в горы или на неудобья.
С их построением оно окончательно устанавливало контроль над стратегически важнейшим регионом Северного Кавказа — над Дарьяльским ущельем, над Военно-Грузинской дорогой. При этом царское правительство совершенно не волновало, что строительством этих станиц Ингушетия раскалывалась на две части — горную и равнинную, сношения между которыми чрезвычайно осложнялись, если не прерывались вообще. Вовсе не исключено, что это также входило в расчеты правительства на случай обострения обстановки в данном регионе. А в том, что оно неизбежно должно было обостриться, никаких сомнений быть не могло. Ибо земли, отводимые под обустройство этих станиц, силой отбирались у горцев. Причем, земли самые плодородные и удобно расположенные.
Земли эти вклинивались между участками, оставленными горцами, создавая невероятную чересполосицу, ставшую благодатной почвой для великого множества различного рода конфликтов между поселенцами-казаками и местными жителями. Разобраться в подлинных причинах этих конфликтов не смог бы, наверное, самый объективный судья, ибо причиной всех причин была колониальная политика царизма.
Казаки, как известно, были верной опорой царизма, в проведении этой его политики. Царь же не оставался в долгу у казаков.
Нетрудно себе представить, какую бурю гнева вызовет это утверждение у великого множества невесть откуда появившихся различного ранга атаманов, есаулов, подъесаулов, хорунжих и подхорунжих и т.д. и т.п., так рьяно добивающихся возрождения казачества. И кое в чем они, как известно, преуспели. Они нашли полное понимание и поддержку у Президента России Б.Н. Ельцина и у одного из самых его приближенных и доверенных — у С.М. Шахрая. Но это между прочим.
Так вот, казаки названных станиц, как впрочем и все казачество, уже в феврале 1917 года, оставшись в одночасье без своего высокого покровителя, не могли не задуматься над своим положением.
Оставшись волею судьбы один на один с горцами, которых они на протяжении несколько десятилетий, вольно или невольно, притесняли, эксплуатировали, всячески третировали, они просто не могли не задуматься над своим положением.
В январе 1918 года, как мы уже отметили, верхи терского казачества замыслили развязать гражданскую войну с чеченцами и ингушами. Не вышло. Выход оставался один — добровольно согласиться на переселение.
Тем более, уважаемый читатель, что, каким бы невероятным это не показалось после того, что нам преподнес автор очерка, в резолюции съезда о переселении названных станиц, в частности, указывается: «Переселение должно производиться так, чтобы переселяемый попадал по возможности в однородные поселения, с прежними, привычными ему, сельскохозяйственными и климатическими условиями». То есть, выражаясь современным языком, делегаты съезда были весьма озабочены созданием для переселенцев адекватного экологического микроклимата. Не говоря уже о том, что переселенцам выдавалась беспроцентная денежная ссуда. А ингуши взяли на себя обязательство выплатить казакам за причиняемый им переселением ущерб 120 миллионов рублей. Да-да! Именно так, неуважаемый очеркист.
Так в чем же тогда дело? На каком основании автор очерка изрыгает на ингушей совершенно немыслимые дозы яда, густо замешанного на криминале?
Оснований у него, прямо скажем, абсолютно никаких нет. А все дело в том, что в августе 1918 года вспыхнул антисоветский мятеж генерала Г. Бичерахова. И казаки названных станиц, не успев еще погрузить свой скарб на казачьи фуры, в знак "благодарности" новым властям, принявшим по отношению к ним глубочайшего гуманного смысла решения, оказались верной и прочной опорой этого мятежа, положившего начало широкомасштабной гражданской войне на Тереке.
Через три месяца этот мятеж был подавлен. Но тут подоспели деникинцы, которые при прямом сотрудничестве с казаками названных станиц громили и жгли ингушские села и расстреливали большевиков и ингушей, то есть тех, кто с наибольшей настойчивостью и последовательностью отстаивал необходимость выполнения решений Третьего Съезда Народов Терека по аграрному вопросу.
Наконец, когда и деникинцы были разгромлены и закончилась гражданская война, вновь, но уже с еще большей остротой, встал тот же самый вопрос — о переселении этих станиц. Но тут небезынтересно, наверное, будет отметить, что к этому времени по данному вопросу интересы Советской власти, ингушей, осетин, казаков парадоксальнейшим, на первый взгляд, образом переплелись. Все были заинтересованы в его безотлагательном решении. На самом же деле ничего парадоксального тут нет. Советская власть этого периода на Тереке приступила к выполнению функций диктатуры пролетариата. Не рано ли? Это другой вопрос. Мы берем факт. Так вот, Советская власть на Тереке этого периода взяла и исполнила решение, принятое своей предшественницей — Советской властью, осуществлявшей в свою бытность диктатуру Народной Демократии. Все это, конечно, за пределами понимания автора очерка, неспособного отличить даже ужа от ежа. Но это уже его личная проблема.
Одним словом, проблема переселения указанных станиц, к чести Советской власти того периода и ингушского народа, даже не помышлявшего о мести, была решена абсолютно бескровно. Всякие же измышления о более чем 70 тысячах пострадавших от рук ингушей и прочее есть не более, чем досужие домыслы, запущенные в обиход некоторыми осетинскими историками и тиражируемые их подголосками, в том числе и нашим очеркистом. Никаких документальных свидетельств на этот счет они не приводят и привести не смогут. Их нет.
Нельзя здесь пройти и мимо того явного стремления определенных сил разыграть «казачью карту», показать неискушенному читателю, что вот де, в результате «насильственного изгнания» ингушами казаков из их станиц, они так и остались без родины. Вот, мол, вам наглядное свидетельство проявления коварства ингушей. Давайте-ка, посмотрим на этот же факт, но с несколько иной стороны.
Дело в том, что в результате выселения ингушей в 1944 году вообще и, в частности, из этих станиц, последние были заселены осетинами и превращены в типично осетинские села. Было ли хоть что-либо сделано руководством Северной Осетии для того, чтобы хотя какая-то часть выселенных казаков возвратилась на родину? Ровным счетом ничего. А сколько казачьих семей по собственному желанию возвратились на родину в свои станицы? И таких вряд ли можно сыскать.
Так к чему же весь этот шум? Кому он нужен? Кем и в чьих интересах он подогревается? Ответы на эти вопросы, как и на многие подобные им, сейчас, наверное, лишь на стадии размышлений. Но со временем общественность их несомненно получит.
Таким образом, заявление автора очерка о некоем массовом выселении ингушами казаков и захвате их станиц является ничем иным, как беспардоннейшей ложью. Ложью злостной и намеренной.
Все, в чем мы пытались разобраться в меру своих возможностей, уважаемый читатель, изложено автором всего лишь на одной странице. И если нам все же удалось в чем-то разобраться, то далеко не во всем, нагроможденном на этой (406) странице. И разобраться в этом практически невозможно. А поэтому посмотрим на некоторые моменты современных событий, изложенные в очерке.
Принимаемые правительством Северной Осетии меры по ведению переговоров с руководством ЧИР по выработке механизма реализации закона "О реабилитации репрессированных народов" наталкивались, — утверждает автор, — на неуступчивость со стороны ингушских лидеров, которые заявляли, что согласно закону территория должна быть отдана им и никаких переговоров они вести не будут».
После такого заявления следовало ожидать от автора хотя бы небольшого перечня мер, будто бы принимаемых отмеченным правительством. Но ни одной из подобных мер автор не приводит. И только потому, что приводить нечего. Что же касается позиции ЧИР, а точнее позиции ингушского народа, то о ней убедительно говорят хотя бы вот такие факты.
9-10 сентября 1989 года состоялся второй Съезд ингушского народа, провозгласивший необходимость восстановления ингушской автономии и избравший Оргкомитет по ее восстановлению.
Буквально через неделю во Владикавказе (тогда еще Орджоникидзе) состоялась встреча группы членов Оргкомитета с тогдашним лидером Северной Осетии А. Дзасоховым, одним из теперь уже печально известной плеяды перестройщиков-горбачевцев. Беседа прошла в исключительно доброжелательной атмосфере (без иронии). А. Дзасохов уведомил представителей ингушского народа о том, что он лично и все руководство Северной Осетии прекрасно понимают суть проблемы и заверил, что осетинская сторона достойно пройдет свою часть пути после того, как будет принят на этот счет соответствующий закон. И на том расстались.
Ровно через год группа представителей ингушского народа действительно была официально приглашена на заседание сессии Верховного Совета СОССР от 14 сентября 1990 года. С.М. Бекову — тогдашнему председателю Совета министров ЧИР, Я.Ю. Куштову — члену Оргкомитета по восстановлению автономии Ингушетии и Б.М. Сейнароеву — председателю этого комитета даже была любезно предоставлена возможность выступить на этой сессии. Но их выступления были встречены таким "дружелюбием", что председательствующий на заседании А. Галазов вынужден был напомнить определенной части избранников осетинского народа о том, что они все же горцы, одним из незыблемых обычаев которых является почитание гостя, тем более что гости официально приглашены.
Все три выступления, вопреки утверждениям автора очерков, были исключительно выдержанными в духе компромисса. Но они были в то же время и принципиальными, разумеется. Иначе и не могло быть. Б.М. Сейнароев, например, закончил свое выступление следующими словами: «Ни один ингуш не говорит проживающим там (в селах Пригородного района — Ф.Б.) людям любой национальности, чтобы они покинули это место. Речь идет только о том, чтобы то, что принадлежало ингушам, отдали им. Мы понимаем эту проблему так, другого понимания этой проблемы у нас нет. Если кто-то думает, что можно громко накричать и ингушская проблема решиться, это ошибка. Ингуши требуют только то, что принадлежит им по праву, и ничего другого. Ни один ингуш не будет требовать ничего чужого».
Более четкого и более компромиссного изложения проблемы вряд ли можно себе представить. Чем же ответило руководство Северной Осетии на это? Да ничем. Никаких ответных мер не последовало. А если какие-то меры и последовали, то они были диаметрально противоположными интересам ингушского народа, как, впрочем, и осетинского.
Далее. По настоянию руководства ЧИР в августе 1991 года, т.е. еще через год, в обеих республиках были созданы комиссии Верховных Советов республик для подготовки необходимых документов к исполнению Закона «О реабилитации репрессированных народов».
Местом встречи был определен Владикавказ, дата встречи была обговорена на высшем уровне. Однако, когда 18 августа делегация ЧИР прибыла во Владикавказ, то оказалось, что делегация Верховного Совета Северной Осетии еще не укомплектована. А поэтому заседание пришлось перенести на 19 августа. Дата читателю, несомненно, известная.
19 августа заседание началось с неофициального, разумеется, обмена мнениями о событиях в Москве. В связи с этим один из членов делегации Северной Осетии прямо и недвусмысленно заявил, что с его точки зрения переговоры в такой обстановка вести нецелесообразно. Их необходимо отложить до полного выяснения обстановки, на что делегация ЧИР категорически заявила, что она будет добиваться ведения переговоров независимо от того, как будут развиваться события в Москве. Однако, судьба этих переговоров была уже предрешена. Они весьма искусно, с профессионализмом высочайшего класса, были заведены Северо-Осетинской стороной в тупик.
И последнее. Уже после "Осетинской трагедии" в Кисловодске под высоким покровительством российских властей стал разыгрываться очередной фарс с переговорами.
По логике героя-очеркиста, вот здесь-то Северо-Осетинское руководство и должно было в полной мере использовать силу центральной российской власти, авторитет посредников из Дагестана и Ставрополья, чтобы призвать к порядку зарвавшихся «ингушских агрессоров», как поименовал их автор очерка. А что происходит на деле? На деле Северо-Осетинское руководство, бесцеремонно игнорируя весьма призрачную центральную власть России, открыто демонстрируя свое неуважение к соседям по региону, мастерски манипулируя всевозможными уловками, стремится уйти от выполнения закона «О реабилитации репрессированных народов» и от ответственности за содеянное злодеяние против ингушского народа.
Таким образом, что касается каких-то там мер, будто бы принимаемых руководством Северной Осетии по урегулированию обстановки, то здесь наш очеркист выступает перед читателем в жанре «литературного свиста», а попросту говоря — он врет. Врет без зазрения совести. Врет нагло. Врет, как сивый мерин (так почему-то говорят в народе). Резковато, конечно. Слов нет. Особенно, по отношению к мерину. Но, наверное, в самую точку.
Вот здесь мы вплотную подошли к трагедии, разыгравшейся в октябре-ноябре прошлого года на территории Пригородного района. Так вот, прежде чем высказать те или иные соображения относительно этой трагедии, необходимо отметить, что российским руководством созданы специальные следственные группы, которые ведут сейчас расследование причин обстоятельств возникновения, хода этой трагедии.
Есть немало оснований ожидать, что и это расследование постигнет та же участь, что и расследование событий в Сумгаите, Баку, Оше, Тбилиси и т.п., ибо оно неминуемо должно выйти на представителей высшего эшелона власти, где и будет застопорено на неопределенный период времени. Известно, что все тайное становится явным. Но именно со временем.
Очеркисту-пасквилянту же неймется. Он не может ждать результатов расследования. Он становится впереди его и обвиняет. Чего стоят эти его обвинения, мы сейчас увидим. Но предварительно отметим еще, что с 10 по 16, а затем с 20 по 30 января 1993 года непосредственно на территории СОССР и Ингушской республики группа военных и общественных экспертов провела военную экспертизу. Эксперты провели встречи с руководителями Временной администрации, представителями руководства СОССР, Ингушской республики, работниками правоохранительных органов, российскими военнослужащими, руководителями осетинских вооруженных формирований, ингушскими участниками вооруженных столкновений, беженцами и пострадавшими в результате боевых действий. Так вот, попробуем сопоставить лишь некоторые факты и оценки событий, преподносимых читателю хамартиозным автором, с одной стороны, а с другой, — группой этих экспертов.
— Он: «Едва Дудаев приступил к созданию своей национальной гвардии, незамедлительно начала создаваться Национальная гвардия Ингушетии, в которой к октябрю 1991 года (обратите внимание — не 1992, а еще 1991 — Ф.Б.) насчитывалось 15 тысяч вооруженных бойцов и конный полк» (стр. 413).
По оперативным данным к лету 1992 года на вооружении ингушских военных формирований, кроме автоматического стрелкового оружия, были в большом количестве (выделено мною — Ф.Б.) минометы, гранатометы, БТР и танки» (стр. 413).
«Отсутствие власти у ингушей, при четкой организации "Восстания", говорит о том, что руководящий и направляющий центр существует, а консультативно-координирующий орган, без сомнения, в Грозном» (стр.422).
— Они: «...На территории Ингушской республики не были созданы высшие органы государственной власти, поэтому говорить о планомерной, продуманной основательно военной подготовке ингушей к конфликту не приходится. Люди вооружались стихийно, кто чем мог...»
«Совсем иной характер эти приготовления носили со стороны осетин. На территории Северо-Осетинской Советской Социалистической Республики действовали Верховный Совет, Совет Министров, суд, прокуратура. В короткие сроки решениями руководства СОССР были увеличены штаты сотрудников правоохранительных органов. Созданы осетинская гвардия, ополчение, решены многие вопросы их оснащения и вооружения...»
«Военизированные формирования создавались повсеместно на предприятиях, учреждениях, в колхозах, совхозах, по месту жительства и даже в лесничествах. Решались вопросы снабжения этих формирований бронетехникой, автотракторной техникой, стрелковым вооружением, средствами связи...»
«Характер и ход операции группировки российских войск определились совпадением целей северо-осетинского руководства и руководства Российской Федерации, его неверным пониманием интересов России на Северном Кавказе, конъюнктурным подходом к решению осетино-ингушского конфликта (Выделено мною — Ф.Б.). По существу долгосрочные государственные интересы России (сохранение ее целостности) были принесены в жертву сиюминутным целям».
«Таким образом, действия ингушей можно квалифицировать как самоорганизацию и самооборону на самом низовом уровне», в селах. Практически не было создано общего для ингушских сел Пригородного района какого-либо координирующего органа. Этот факт и скоротечность организации самообороны указывают, что произошло по преимуществу стихийное восстание (автор-пасквилянт, как мы видели, берет это слово в кавычки — Ф.Б.) доведенных до отчаяния людей. Об этом же говорит уровень их вооружения: преимущественно охотничьи ружья, стрелковое вооружение.
На осетинской стороне выступали ударная группировка российских войск, обеспеченная поддержкой с воздуха. Осетинские вооруженные формирования были хорошо оснащены стрелковым вооружением и бронетехникой».
И еще одна совершенно незначительная с точки зрения хамартиозного автора деталь. «Обращает на себя внимание (внимание, разумеется экспертов, но не автора очерков — Ф.Б.) факт совместных действий российских войск с незаконными формированиями, подкрепленными военными формированиями из Южной Осетии (выделено мною — Ф.Б.), переброшенными через Рокский перевал. Южане, опытные воины, воюющие уже три года, привнесли в конфликт жестокость и вандализм, от которых содрогнулось мировое сообщество». И лишь В. Логинов не содрогнулся.
Наш ответ автору названных очерков, уважаемый читатель, явно затягивается. И хотя мы не коснулись еще, может быть и десятой доли того, что кричаще просится на комментарии, надо, конечно, заканчивать. Однако, еще на двух моментах мы не можем не остановиться. Хотя бы на том, что В. Логинов не только не содрогнулся, и у него не дрогнул ни один мускул, что он спекулирует на том, отчего мировое сообщество содрогнулось. Но этим мы закончим.
Сейчас же отметим, что в "хамартии" автора, в частности, читаем: «Здесь же собственноручное обращение "великого классика" И. Базоркина, ограбившего грозненские и орджоникидзевские издательства массовым переизданием своего "шедевра" под названием «Из тьмы веков», ни о чем не говорящего профессиональному литератору» (стр. 427). То бишь ему, В. Логинову.
До какой же степени нравственного падения надо докатиться, каким мерзопакостником надо быть, чтобы вот так, походя, с легкостью необыкновенной и с такой же уничижительностью замахнуться на одного из самых уважаемых представителей ингушского народа, одного из старейшин ингушской литературы.
Идрис Базоркин, когда природа еще наверное и не замышляла о создании такого своего "шедевра" как "профессиональный литератор" В. Логинов, был уже делегатом Первого съезда Союза писателей СССР (1934 год). Мне лично, как представителю своего поколения, очень хотелось бы отметить, что он видел и слушал Максима Горького. Но я боюсь, что целый сонм верных друзей и подруг "профессионального литератора" с неописуемым гневом возопят: «Это какой же такой Максим? Не тот ли, что придумал метод, с помощью которого были загублены десятки и сотни тысяч талантов. Может быть не таких ярких, как В. Логинов, но все же... И если бы не этот самый Максим со своим методом, мы имели бы сейчас не одного В. Логинова, а многие десятки и даже тысячи...». Однако все это из области литературы, а мы в самом начале договорились в нее не вторгаться. А поэтому обратимся к чисто фактической стороне вопроса.
Роман И. Базоркина "Из тьмы веков" был издан Чечено-Ингушским книжным издательством в 1968 году 30-тысячным тиражом. В 1971 году он был переиздан в Москве издательством "Советская Россия" 100-тысячным тиражом. Затем в Грозном он был переиздан в 1976 году тиражом в 50 тысяч экземпляров и в 1989 году — 15 тысяч экземпляров. Так о каком же грабеже после этого может идти речь?
Правда, о некотором экономическом ущербе "нанесенном" этим романом, разговор шел. Компетентные товарищи рассказывают, что после выхода романа тогдашний первый секретарь обкома партии при встрече с И. Базоркиным сказал ему: «Идрис Муртузович, Вы своим романом нанесли республике весьма значительный экономический ущерб. — И. Базоркин спокойно выдержал паузу, после которой услышал: целую неделю предприятия и учреждения работали с перебоями, все кинулись читать Ваш роман».
К тому же, как утверждают с полным знанием дела те же товарищи, книжные издательства того времени, работа которых была направлена прежде всего на распространение опыта квадратно-гнездового сева кукурузы, двухразового окота в один год овец и т.д., едва сводили концы с концами в своих бюджетах. Поэтому Чечено-Ингушское книжное издательство с превеликой радостью встречало соизволение "первого" на переиздание романа, ибо это давало ему (издательству) довольно приличную по тем временам прибыль, ибо роман раскупался мгновенно.
Очевидцы свидетельствуют также, что в 1971 году в Москве нередко можно было видеть в метро читателя с романом И. Базоркина в руках.
Что же касается "ограбления" орджоникидзевского издательства, то, по утверждениям ингушских литературоведов, роман И. Базоркина «Из тьмы веков» в Орджоникидзе не переиздавался ни разу, хотя многие картины в романе писались художником на фоне этого города.
Больше того, если бы "профессиональный литератор" удосужился хотя бы бегло пробежать по страницам романа, он не мог бы не обратить внимание на то, с каким мастерством и с какой симпатией он создает портрет ученого-этнографа, осетина по национальности, Г. Цаголова.
Однако все сказанное о романе и его авторе, и все то, как они представлены погромщиком от авторучки буквально меркнет на фоне следующего факта.
В дни «Осетинской (по В.Логинову) трагедии» И. Базоркин, был уже тяжело больным. Он не мог даже передвигаться без посторонней помощи. И вот этого тяжело больного и немощного человека, переживающие, по Логинову, страшную трагедию осетинские громилы, ворвавшись в его дом, силой увезли с членами его семьи в заложники. В очерках же об этом ни слова. Какой же АД и какого КРИМИНАЛА может быть страшнее этого? Хотя бы профессиональная солидарность должна была бы проснуться у этого профессионального пасквилянта? Видимо, не могла. Ибо там, где нет совести, там не может быть и солидарности.
Чем же все же вызвана такая ярость нашего героя криминалиста в адрес И. Базоркина? Неужели только теми "ограблениями" орджоникидзевских и грозненских издательств, о которых нам теперь кое-что известно. Если не только этим, то чем же еще? Оказывается дело еще вот в чем.
Вознамерившись, очевидно, сразить наповал любого оппонента В.Логинов приводит некоторые документы. В первом из них, в частности, говорится: «Тов. Патиев, член Партии, всегда отличался в своей работе принципиальностью и интернациональностью. В том числе он всегда был сторонником ингушской автономии. Он кроме того, честный и благородный человек.
21.01.90г. Идрис Базоркин» (стр. 427).
Вот, оказывается, где собака зарыта. Это, конечно же, похлеще, чем какие-то ограбления. Здесь прямое потакание И. Базоркина коммунисту-интернационалисту. А это покриминальнее любого криминала.
В том, что В. Логинов пытается повести читателя именно по этой грязной и скользкой тропинке, убеждает нас другой приведенный автором документ, в котором сам Я. Патиев, в частности, пишет: «Я, как коммунист, всегда и везде буду бороться за то, чтобы каждым словом своим, каждым своим действием укреплять дружбу народов, добиваться на деле ленинского отношения ко всему передовому, лучшему и бороться против негативных явлений нашей действительности» (стр.427).
Ну чем не криминал? Разве можно в наше раз демократическое время упустить такую редкую возможность облить грязью автора таких строк? Тем более что документы в руках.
Но самым пикантным-то в данной истории и является, наверное вопрос: а каким это образом эти документы оказались в руках новоявленного Шерлока Холмса? Ведь документы-то своим содержанием довольно убедительно говорят о том, что они изъяты из личного архива. Оказывается, так оно и есть. И об этом с откровенностью невинной и непорочной пятиклассницы сообщает нам не кто иной, как сам В. Логинов. Вот что он пишет: «Ребята из МВД привезли мне бумаги из архива одного из организаторов бандитского "восстания" Якуба Патиева, из села Октябрьское Пригородного района, народного депутата ВС СОССР». Типичнейший образец политической мафии (стиль "профессионального литератора" — Ф.Б.).
Приведенная цитата, думается, вполне заслуживает того, чтобы на ней остановиться, по возможности, коротко.
Если мы скажем, что В. Логинов, член Союза писателей России, являет типичнейший образец окололитературной мафии, то у нас для подтверждения этого масса фактов. А какие факты приводит ВЛогинов, наклеивая на Я. Патиева этот страшный по своей сути ярлык? Да никаких. У него их нет.
Далее. Мы видели уже, что члены независимой военной экспертизы однозначно заявили о том, что выступление со стороны ингушей было стихийным восстанием доведенного до отчаяния народа. И никаких тут иронических уничижительных кавычек быть не может. Автор же пасквилянт и тут не может не пакостить.
И еще — «ребята из МВД привезли мне бумаги из архива»... Ведь порядочный человек, уже в силу своей порядочности, неизбежно спросил бы у этих "ребят", где и каким это способом они раздобыли эти "бумаги". И тут он мог бы узнать, что, громя дома ингушей и уничтожая их самих, эти милые сердцу автора "ребята" завладели бумагами, да и не только бумагами, далеко не одного Я. Патиева, хотя он имеет право на депутатскую неприкосновенность.
И, наконец, как истинно "профессиональный литератор" и опытный криминалист, В. Логинов свои очерки "Осетинская трагедия" и "Ингушская хамартия" сопровождает подборками фотоснимков под этими же названиями. Что касается второй подборки, то мы на ней не будем останавливаться вообще, ибо сфабрикована она настолько примитивно, что не выдерживает никакой критики. Первая же подборка фотоснимков, представленная автором под заголовком "осетинская трагедия", преподносится доверчивому читателю с ловкостью искусного махинатора, мошенника, а поэтому ничего не сказать об этом было бы равносильно тому, что вообще ничего не сказать.
Однако, прежде чем начать разговор по существу этой подборки фотографий, необходимо отметить, что уже 24 ноября 1992 года, когда народ еще находился в шоковом состоянии, во Владикавказе уже был сдан в набор и подписан к печати своеобразный "фотоальбом" под броским и весьма многозначительным названием "АГРЕССИЯ" тиражом в 10 тысяч экземпляров.
Ни под одной из 20 фотографий, на которых изображены обезображенные трупы погибших в этой чудовищной бойне, ни одной документальной ссылки. Под некоторыми можно прочесть: «Здесь прошли головорезы...», «Не для смерти он был рожден — для жизни» и тому подобное. Под некоторыми вообще ничего не дано. Просто фотоснимок, леденящий душу.
В "альбоме" есть такие "шедевры" северо-осетинской геббельсовской пропаганды: на стр. 5 снимок, на котором изображены два рядом лежащих изрешеченных пулями трупа. Под снимком комментарий: «Всего лишь двое из тех многих невинных, в чей мирный дом ворвались ингушские экстремисты». На поверку же оказалось, что это — братья Газиковы — ингуши из поселка Южный. Всего в этом издании помещены фотоснимки двадцати трупов. Как оказалось после опознания, одиннадцать из них — ингуши. Некоторые вообще не опознаны.
Автор очерков пошел буквально след в след за мошенниками-изуверами, подготовившими и издавшими это «уникальное и единственное в своем роде произведение» фотоискусства. Факты? Пожалуйста!
На стр.251 «Ада криминала», на первом фотоснимке изображен труп женщины с обезображенным и обожженным низом живота. Абсолютно никаких ссылок автор не дает. Он, очевидно, нисколько не сомневается в том, что раз этот снимок дан под общим заголовком «Осетинская трагедия», то любой дурак поймет, кто издевался над этой беззащитной женщиной.
Мы же рассчитываем на вдумчивого читателя, а потому сообщаем ему, что 8 ноября 1992 года во Владикавказе, из центрального морга, комиссии, направленной туда Временной администрацией по акту было передано ингушской стороне 30 трупов. Среди них и этот труп женщины. Он был опознан. Это была ингушка по фамилии Олигова. Похоронена в Назрани. Отсюда не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что северо-осетинские коллеги незадачливого очеркиста этот труп, как, впрочем десятки других, сфотографировали для одурачивания несведущей публики, а затем передали ингушам.
Одна немаловажная, наверное, деталь. Все эти 30 трупов (и мужчины, и женщины) были раздеты догола. Может быть, в моргах такой порядок. Это можно допустить. Но ведь здесь-то случай особый. Ведь эти трупы поступали в морг не из реанимационного отделения, а непосредственно с места преступления. Нет ли в этом некоего источника «осетинской трагедии?»
Среди этих 30-ти и труп изображенный на втором снимке, представленный читателю очерков на этой же странице. Обезглавленный полусожженный труп мужчины остался неопознанным, но был признан ингушом и похоронен в Назрани. Опять-таки, В. Логинов, использует его для изобличения ингушей. А в центральном морге после фотографирования был осетинской стороной передан ингушам.
Снимок третий на этой же странице. На чем-то расстеленном, белом небольшая кучка чего-то сожженного. Около нее, склонив голову, присел на корточках мужчина. Вокруг — люди. В. Логинов под снимком не дает ничего. Он обо всем сказал в заголовке. В "Агрессии" же под этим снимком читаем: «Это все, что осталось от Человека, родным селением которого был Чермен».
Нам же известно, что «все, что осталось от Человека», осталось от ингуша Котикова Вассангирея Магометовича, 1936 года рождения, проживавшего и сожженного в своем собственном доме не в Чермене, а в поселке Карца, где был опознан и похоронен сыновьями Котиковыми Израилем и Адамом.
На стр. 252-253 — четыре фотоснимка. На двух верхних: скальпированная голова мужчины. Указана фамилия — Бугулов. Кто он? Автор ничего не сообщает. Ничего не известно и нам. Ясно одно, засвидетельствовано проявление невероятной жестокости, дикости, варварства.
На другом снимке труп мужчины со страшными ожогами. Указана фамилия — А. Суворов. Опять никаких свидетельств — где, при каких обстоятельствах он получил эти ожоги и погиб. Не будем и мы домысливать.
Но вот два нижних снимка. Снимок слева — труп мужчины со вспоротым животом. У В. Логинова, как водится, никаких свидетельств. В "Агрессии" под этим же фотоснимком читаем: «Нет сил даже для того, чтобы содрогнуться». Что ж, возразить этому невозможно.
Однако, на поверку оказывается, что этот труп был обнаружен в том же поселке Карца, среди трупов обезображенных ингушей. Никем он не опознан. Не исключено, что родственников постигла та же участь. Со всеми другими трупами он предан земле в Назрани.
Последний фотоснимок, данный автором под этим общим заголовком «Осетинская трагедия» — обезображенная голова мужчины с выколотыми глазами и проломленным лбом. На трафарете фамилия — У.Х. Камбердиев. У В. Логинова опять же никаких сведений. В "Агрессии" по этим же снимком читаем: «Назвать просто убийцами тех, чьими жертвами стали Камбердиев и Бугулов, это все равно, что ничего не сказать». Можно ли что-либо возразить здесь? Конечно же, нет. Однако, если о Бугулове нам ничего не известно, то о Камбердиеве известно все, или почти все.
Камбердиев Увайс Хаджибекирович, 1937 года рождения. Проживал в поселке Южный, ул. Речная, д. 6. Отец его Куштов Хаджибекир, по национальности, ингуш. Мать, Камбердиева Елизавета — осетинка.
В 1944 году отец был отправлен в ссылку. С ним поехал и старший сын, Султан, которому было тогда 14-15 лет. Мать же сославшись на свою национальную принадлежность — осетинка ведь, а бериевцы учитывали это — осталась с младшими детьми, в том числе и Увайсом, на родине. И, конечно же, с самыми лучшими намерениями переписала их на свою фамилию. Так, Увайс Куштов стал Увайсом Камбердиевым. Всех "прелестей" ссылки младшие Камбердиевы-Куштовы не вкусили, но и от отца они не были оторванными. С разрешения матери они ездили к нему, проведывали. Когда же в 1957 году ингуши возвратились на родину, Камбердиевы-Куштовы, естественно, не могли не влиться в их среду. Фатима Камбердиева вышла замуж за ингуша. Увайс Камбердиев-Куштов женился на ингушке. И жить бы им, да поживать, если бы не эта "осетинская трагедия". После смерти Увайса осталось трое детей, мал мала меньше.
Здесь нельзя не повториться. Организаторы экстренного выпуска "фотоальбома" "Агрессия", как уже было отмечено, с неподражаемым лицемерием восклицают: «Назвать просто убийцами тех, чьими жертвами стали Камбердиев и Бугулов, это все равно, что ничего не сказать». Мы уже отметили, что о Бугулове нам ничего не известно. О Камбердиеве же нам доподлинно известно, что расправа над ним была учинена осетинскими боевиками, современными цивилизованными дикарями по инициативе и под непосредственным руководством бывшего соседа У.Х. Камбердиева, осетина по национальности, Виктора Абисалова. И если бы составители "фотоальбома" "Агрессия", а в след за ними и наш незадачливый криминалист очеркист задались бы целью назвать вообще убийцу, а тем более назвать его адекватно содеянному, они без малейшего труда могли бы узнать у Куштовых его имя и место прежнего пребывания этого вампира в человеческом обличье.
Здесь, кстати, надо будет отметить, что подобная расправа была учинена над восемью представителями рода Куштовых.
Так, Куштова Абдурахмана, 70-ти лет от роду, последние четыре года прикованного параличом к постели, так к этой постели и "пришили" автоматной очередью, а затем прикладом до неузнаваемости изуродовали лицо. Его дочь, чудом избежавшая участи отца, увидев результаты содеянного этими нелюдями, двое суток в одиночку через горы и леса пробиралась в Джейрах. До сих пор так и не вышла из состояния шока.
Куштов Магомед из того же поселка Южный, будучи уверенный в том, что российские "миротворческие" силы не допустят ничего противозаконного, не разрешил своей семье покидать дом, поселок. В результате вся семья оказалась в заложниках. Сам же был схвачен осетинскими боевиками, увезен в неизвестном направлении. И лишь через несколько дней его труп, полуобглоданный каким-то зверьем, только по обуви был опознан в Назрани. Рука не поднимается поставить здесь «и т.д.».
Трагедия рода Куштовых вовсе не является каким-то исключением. В ней, как в капле воды, отражается общая трагедия всего ингушского народа.
Так чья же это трагедия? Трагедия осетинского народа или трагедия ингушского народа? Этот вопрос неотступно следовал за мной все дни работы над этими заметками. И все эти дни я был абсолютно убежден в том, что это, несомненно, трагедия ингушского народа. И вот, буквально работая над этими строчками, прихожу к мысли, что, оставаясь трагедией ингушского народа, она в то же время может быть, даже в большей мере, является трагедией осетинского народа.
Ибо... Пройдут годы. Зарубцуются раны. Утихнет боль утрат. Лишь память останется. Навсегда! Ингушский народ вот уже в который раз за свою трагическую историю, подобно легендарно птице Феникс, возродится. Возродится буквально из пепла.
На осетинский же народ, волею судьбы и деяниями его руководства (а по известному определению — всякий народ достоин именно того руководства, которое он имеет) этими событиями поставлена жирная печать коварного и кровожадного КАИНА. Поставлена на века. И отмывать ему эту печать перед общественным мнением и перед лицом соседей — народов Северного Кавказа — в веках. Воистину, "осетинская трагедия".
При первом чтении очерков-пасквилей первой реакцией было — предложить товарищам создать инициативную группу, которая взяла бы на себя обязательство привлечь этого пасквилянта к суду за посягательство на честь и национальное достоинство ингушского народа. На первый взгляд, это было бы ответом, адекватным содеянному высококвалифицированным мошенником и провокатором. Но это лишь на первый взгляд.
На самом же деле, это могло бы оказаться для него неожиданной находкой — его персоне была бы сделана реклама, о которой он мог бы только мечтать. Более того, в этом случае на одну чашу правосудия были бы положены честь и достоинство целого народа, на другую — полное отсутствие чести, совести, чувства собственного достоинства этого субъекта.
А поэтому было бы, наверное, более разумным побудить данного господина начисто лишенного отмеченных качеств, обратиться в суд по поводу нанесения ему морального ущерба, скажем, на меня. Поводов для этого, как теперь, наверное, понял читатель, господину В.М. Логинову предоставлено более, чем достаточно. Что касается меня, то счел бы за честь быть привлеченным к этому суду в качестве ответчика с одним лишь условием с моей стороны, чтобы это судебное разбирательство происходило где-то поближе к Ингушетии — в Чечне, Дагестане, в Ставрополье и т.д. Почему? Исключительно только потому, чтобы не создавать неудобств, ибо их может оказаться свидетелям моей защиты очень и очень много.
При всем при этом хотелось бы предупредить своего оппонента о том, что ему придется всем этим свидетелям смотреть в глаза. А раз уж зашла речь о глазах, то, кстати будет, вспомнить о том, что У.Х. Камбердиеву глаза выкололи осетинские изверги. Царь Эдип, как любезно напомнил нам об этом очеркист В. Логинов, выколол их себе сам. Здесь никакого намека нет. Просто хотел порекомендовать неуважаемому оппоненту, взять зеркало и внимательно посмотреть в свои собственные.
Может быть, все же удастся где-то там, в потаенной их глубине, по-короленковски разглядеть хотя бы крупицы тех качеств, которые делают человека личностью.
Федор Боков
(газета "Сердало" № 50 от 4.08.93 и № 51 от 11.08.93)

Следующая статья http://targamos.blogspot.com/2007/08/blog-post_9459.html