Приведенная ниже статья из газеты "Известия" напрямую не относится к событиям, связанным с геноцидом ингушского населения Северной Осетии в 1992 году. Но мнение специалиста - бывшего следователя Генеральной прокуратуры РФ, и его высказывание о том, что по делу о погромах в Пригородном районе не привлечен к уголовной ответственности ни один человек, показывают, как несправедливо отнеслись тогда к ингушам власти. Убиты тысячи мирных жителей, взяты в заложники несколько тысяч - и ни одного привлеченного к уголовной ответственности!
Газета «Известия», № 4 от 11.01. 1994 г.
В тисках двух путчей
Советы прокуратуре дает бывший следователь Александр Фролов
Леонид НИКИТИНСКИЙ
В настоящее время Александр Васильевич Фролов возглавляет один из специальных отделов Управления по борьбе с организованной преступностью Министерства внутренних дел. Однако наша с ним встреча касалась большей степени его прошлой работы в Прокуратуре СССР, а затем Генеральной прокуратуре РФ, откуда он уволился по собственному желанию в мае 1993 года, по окончании расследования «дела ГКЧП», в первую очередь, из-за разногласий с Валентином Степанковым.
Отдел оперативного реагирования
- В Прокуратуре СССР вы возглавляли отдел оперативного реагирования. Расскажите чуть подробнее, чем приходится там заниматься.
- Этот отдел был создан в 1990 году в первую очередь для расследования наиболее сложных дел о массовых беспорядках, а опыт таких расследований, к сожалению, уже активно приобретался. Мы начинали и продолжали расследовать кровавые события в Карабахе, Тбилиси, Сумгаите, Гяндже, Баку, Кировабаде, Фергане, Оше, Вильнюсе, наконец, в Москве в августе 1991 года.
У нас в бригадах обычно работали по 150-200 следователей. При расследований в Ферганской области мы установили две с половиной тысячи эпизодов преступлений, в Оше - до десяти тысяч. В суды же было направлено 250 и 150 уголовных дел соответственно. В ошских событиях, по нашим оценкам, принимали участие до 30-35 тысяч человек, привлекались же к уголовной ответственности до 300 человек. В Фергане из десятков тысяч участников беспорядков вина была доказана в отношении 420. Ташлакский райотдел милиции громили 5-6 тысяч человек, обвинение было предъявлено 15. Конечно, это не все виновные и, возможно, даже не самые главные зачинщики. Когда жертву рвут на части в толпе, очень трудно не только установить, но и доказать, кто является организатором, а кто - непосредственным исполнителем убийства.
Однако среди расследованных нами и представленный в суды дел немало таких, которыми, я остался удовлетворен. Например, несмотря на сопротивление местных властей нам удалось довести до Верховного суда Узбекистана дело на двенадцать убийц четверых турок-месхетинцев в Ферганской области. Верховный суд Узбекистана приговорил к высшей мере наказания убийц, в Оше по делу об убийстве судьи Кара-Суйского района - троих.
Одним словом, этот уникальный опыт у нас был, некоторые успехи, несмотря на трудности и препятствия, тоже были, что бы сейчас ни говорили о том, что дела о массовых беспорядках на национальной почве в бывшем СССР расследовались не неудовлетворительно. Такая оценка была высказана, например, в постановлении прежнего Верховного Совета в связи с событиями в Северной Осетии и что же? Ни одно уголовное дело по фактам убийств и погромов, имевших место более года назад в Пригородном районе Владикавказа, в суд не направлено.
- А какова судьба отдела оперативного реагирования?
- В конце 1991 года в связи с преобразованием аппарата Прокуратуры СССР в аналогичный аппарат Генеральной прокуратуры РФ я обратился к руководству последней с просьбой найти возможность сохранить структуру и кадры отдела. К этому времени он включал в себя костяк из 120 аналитиков и следователей, резерв работников региональных правоохранительных органов, обслуживающих структуры с компьютерной сетью и соответствующим программным обеспечением. Однако в 1991 году мне ответили, что «массовых беспорядков в России нет и не будет». Такой позиции придерживался, в частности Феткуллин, нынешний начальник следственного управления Генеральной прокуратуры РФ, руководящий ныне расследованием дела об октябрьских событиях.
Уроки «дела ГКЧП» и перспектива по «ГКЧП-2»
- Мне известен один государственный секрет: когда-то, примерно в марте 1992 года, чтобы развалить «дело ГКЧП», достаточно было выхватить в толкучке в метро у скромного пассажира по фамилии Фролов портфель, в котором он возил домой и на работу кое-какие документы, продолжая круглосуточно корпеть над обвинительным заключением. Однако этот секрет давно устаревший, потому что «дело ГКЧП» развалилось и так, само по себе. В какой мере это стало следствием ваших собственных ошибок?
- Я лично виноват только в том, что на первом этапе следствия не сумел точно определиться с квалификацией. Но дело было беспрецедентным, мнения ученых и специалистов разделились ровно пополам. Обвинение пришлось перепредъявлять, это лишние недели, но в целом со следствием мы управились за пять месяцев, допросив между тем около 5 тыс. человек, - я считаю, что по такому делу это рекордно короткий срок.
Рассмотрение оказалось затянутым прежде всего в суде. Причиной, конечно, стало и то, что Валентин Степанков как Генеральный прокурор не дистанцировался от следствия, он не только влез в него по уши, но еще и издал, пользуясь материалами следствия, книгу. В этом смысле Алексей Казанник ведет себя более грамотно, но он, на мой взгляд, впадает в другую крайность, не давая вообще никакой информации по развитию дела об октябрьских событиях. Граждане страны все же вправе такую информацию иметь, поскольку она не нарушает тайну следствия и презумпцию невиновности.
Однако в конечном счете «дело ГКЧП» развалил не только Степанков, оно зашло в тупик в силу двусмысленности политической ситуация. Извините, но когда прямо со скамьи подсудимых людей избирают в парламент, это вряд ли можно считать нормальным.
- Имело ли с самого начала судебную перспективу дело с такой длинной скамьей подсудимых, на которой к тому же сидят далеко не молодые люди?
- Чем короче скамейка, тем, конечно, рассмотрение проще. Но у всякого уголовного дела есть своя внутренняя логика, которая не может быть нарушена. Мы выделили из «дела ГКЧП» около ста дел, в том числе, например, о других нарушениях, имевших место в КГБ, которые по не зависящим от нас причинам дальнейшего развития так и не получили. А дробить и дальше, эпизоды единого заговора с целью захвата власти на самостоятельные дела было с процессуальной точки зрения невозможно. С аналогичными трудностями «длинной скамейки», по моим прогнозам, столкнется и следствие по делу об октябрьских событиях.
- С позиции имеющегося у вас опыта как вы оцениваете перспективы дела об октябрьских событиях в Москве?
- Как весьма сложные, и это объективно. До сих пор, сколько можно судить по коротким высказываниям Алексея Казанника, попадающим в печать, следствие движется в верном направлении. Отрабатываются дела на конкретных исполнителей, которым возможно вменить конкретные эпизоды насильственных действий, погромов, неповиновения законным требованиям работников милиции и так далее. Здесь трудности неизбежны, однако они носят скорее технический и субъективный характер в связи со сложностью доказывания конкретных эпизодов при недостатке следственного опыта у тех, кто ведет эти дела.
С трудностями иного рода придется столкнуться при формулировании обвинения против организаторов массовых беспорядков. Что факты таких беспорядков имели место, что состав преступления здесь налицо и круг виновных (пока приблизительный) составляют те, кто сегодня содержится в Лефортово, для меня в целом несомненно. Но, во-первых, даже у нас, расследовавших не одно дело о массовых беспорядках, нет прецедентов привлечения к ответственности их организаторов на таком уровне.
Это же не тот человек, который по материалам нашего «ошского дела» ездил вокруг движущейся толпы на велосипеде, координируя ее движение криками: «Вон там турки». Здесь роль конкретного организатора может оказаться выраженной в одном приказе, например, раздать оружие. Соответственно и способы доказывания его причастности к преступлению должны конструироваться как-то иначе, чтобы была очевидна причинно-следственная связь между его действием и последствиями, к которым оно привело.
Во-вторых, при расследовании дела об октябрьский событиях непременно вылезут наружу старые хвосты, в том числе майские. Смотрите: события у Останкинского телецентра летом 1992 года не расследованы, инциденты 23 февраля 1993 года остались вне поля зрения, «дело ГКЧП» зависло, события майской демонстрации не расследованы.
Что касается последних, то следователь Георгий Чуглазов, начинавший это дело как дело о неподчинении законным требованиям работников милиции, мог бы его сейчас уже окончить, но вынужден был отказаться от дальнейшего участия в нем, после того как летом Степанков потребовал квалифицировать события как массовые беспорядки. Сейчас в этом направлении дело пытается закончить Феткуллин, но я убежден, что признаков массовых беспорядков нет, ни одно стекло не разбито, оружие как таковое не применялось, подожжена одна машина неизвестно кем. Из политических соображений, как мне представляется, предписано было усилить обвинение, а теперь дело затянуто и скорее всего рухнет в суде.
Между тем по всем упомянутым мною делам проходят зачастую одни и те же участники. Анпилов мелькает везде. Макашов чуть-чуть не сел у нас на скамью подсудимых по «делу ГКЧП». А на Руцком висит обвинение, связанное с подозрениями в коррупции, которое надо было либо вообще не выдвигать, либо теперь подтвердить или опровергнуть. В результате, с процессуальной точки зрения, эта связка эпизодов и дел приобретает очень сложный, асимметричный характер. Как их объединять или, напротив, делить - это очень трудная проблема для следствия.
Столкнется оно и с другими проблемами, например, проблемой защиты прав потерпевших. Алексей Казанник называет число около полутора сотен убитых и девятисот раненых.
Никто не может назвать и сроков, которые потребуются обвиняемым и их адвокатам на ознакомление с материалами дела после предъявления обвинения. А политическая ситуация все время меняется, как погода...
Политика - главный враг следствия
- К вам лично не обращались как специалисту с просьбой помочь в этом расследовании?
- Сразу после октябрьских событий, еще когда Генеральным прокурором оставался Валентин Степанков, мне делались такие неофициальные предложения. Я отказался, с одной стороны, потому что не хотел больше работать со Степанковым, а с другой стороны, потому что просто по-человечески устал от всего этого и не хочу больше заниматься расследованием политических дел.
- Новый Генеральный прокурор старается рассматривать дело об октябрьских событиях в Москве прежде всего как уголовное, а не политическое.
- В этом я отдаю ему должное и отношусь к его усилиям с пониманием и уважением. Но даже если согласиться с тем, что квалифицироваться это дело должно как уголовное, все равно подоплека у него политическая, и от нее никуда не уйдешь. Я, например, не вижу, как можно сформулировать обвинение, не дав точной юридической оценки исходному положению, при котором начались массовые беспорядки и акции по их организации, то есть не квалифицировав тем или иным образом действия самого президента и должностных лиц, принимавших участие в конфликте на его стороне.
Я склонен думать, например, что действия президента покрываются юридической конструкцией крайней необходимости, но тут есть сложные вопросы меры того насилия, которое могло быть применено для предотвращения более существенного ущерба, а что касается действий тех, кто непосредственно выполнял распоряжения президента, то в них могут быть обнаружены признаки эксцессов исполнителей, выходящие уже за пределы крайней необходимости. Вы понимаете, насколько это сложно - не столько с правовой, сколько с политической точки зрения.
В такое сложное время, как наше, на один и тот же вопрос можно получить разные ответы, если рассуждать с политической и с юридической точек зрения Анатолий Собчак еще в Верховном Совете СССР дал прекрасную политическую оценку событиям в Тбилиси, возложив вину на военных. А следователь Любимов в своих оценках возложил вину на Гамсахурдиа, и дело было похоронено. С третьей точки зрения - исторической, следователь оказался, по-моему, более проницателен, чем политики. Но это выясняется, так сказать, уже постфактум. А вообще политики не любят прислушиваться к голосу следователей, они внимают голосу закона, только когда им это выгодно. Так чего же вы от меня-то хотите, зачем я опять туда полезу?
Леонид Никитинский. 30.06.2003 03:05
Газета «Известия», № 4 от 11.01. 1994 г.
В тисках двух путчей
Советы прокуратуре дает бывший следователь Александр Фролов
Леонид НИКИТИНСКИЙ
В настоящее время Александр Васильевич Фролов возглавляет один из специальных отделов Управления по борьбе с организованной преступностью Министерства внутренних дел. Однако наша с ним встреча касалась большей степени его прошлой работы в Прокуратуре СССР, а затем Генеральной прокуратуре РФ, откуда он уволился по собственному желанию в мае 1993 года, по окончании расследования «дела ГКЧП», в первую очередь, из-за разногласий с Валентином Степанковым.
Отдел оперативного реагирования
- В Прокуратуре СССР вы возглавляли отдел оперативного реагирования. Расскажите чуть подробнее, чем приходится там заниматься.
- Этот отдел был создан в 1990 году в первую очередь для расследования наиболее сложных дел о массовых беспорядках, а опыт таких расследований, к сожалению, уже активно приобретался. Мы начинали и продолжали расследовать кровавые события в Карабахе, Тбилиси, Сумгаите, Гяндже, Баку, Кировабаде, Фергане, Оше, Вильнюсе, наконец, в Москве в августе 1991 года.
У нас в бригадах обычно работали по 150-200 следователей. При расследований в Ферганской области мы установили две с половиной тысячи эпизодов преступлений, в Оше - до десяти тысяч. В суды же было направлено 250 и 150 уголовных дел соответственно. В ошских событиях, по нашим оценкам, принимали участие до 30-35 тысяч человек, привлекались же к уголовной ответственности до 300 человек. В Фергане из десятков тысяч участников беспорядков вина была доказана в отношении 420. Ташлакский райотдел милиции громили 5-6 тысяч человек, обвинение было предъявлено 15. Конечно, это не все виновные и, возможно, даже не самые главные зачинщики. Когда жертву рвут на части в толпе, очень трудно не только установить, но и доказать, кто является организатором, а кто - непосредственным исполнителем убийства.
Однако среди расследованных нами и представленный в суды дел немало таких, которыми, я остался удовлетворен. Например, несмотря на сопротивление местных властей нам удалось довести до Верховного суда Узбекистана дело на двенадцать убийц четверых турок-месхетинцев в Ферганской области. Верховный суд Узбекистана приговорил к высшей мере наказания убийц, в Оше по делу об убийстве судьи Кара-Суйского района - троих.
Одним словом, этот уникальный опыт у нас был, некоторые успехи, несмотря на трудности и препятствия, тоже были, что бы сейчас ни говорили о том, что дела о массовых беспорядках на национальной почве в бывшем СССР расследовались не неудовлетворительно. Такая оценка была высказана, например, в постановлении прежнего Верховного Совета в связи с событиями в Северной Осетии и что же? Ни одно уголовное дело по фактам убийств и погромов, имевших место более года назад в Пригородном районе Владикавказа, в суд не направлено.
- А какова судьба отдела оперативного реагирования?
- В конце 1991 года в связи с преобразованием аппарата Прокуратуры СССР в аналогичный аппарат Генеральной прокуратуры РФ я обратился к руководству последней с просьбой найти возможность сохранить структуру и кадры отдела. К этому времени он включал в себя костяк из 120 аналитиков и следователей, резерв работников региональных правоохранительных органов, обслуживающих структуры с компьютерной сетью и соответствующим программным обеспечением. Однако в 1991 году мне ответили, что «массовых беспорядков в России нет и не будет». Такой позиции придерживался, в частности Феткуллин, нынешний начальник следственного управления Генеральной прокуратуры РФ, руководящий ныне расследованием дела об октябрьских событиях.
Уроки «дела ГКЧП» и перспектива по «ГКЧП-2»
- Мне известен один государственный секрет: когда-то, примерно в марте 1992 года, чтобы развалить «дело ГКЧП», достаточно было выхватить в толкучке в метро у скромного пассажира по фамилии Фролов портфель, в котором он возил домой и на работу кое-какие документы, продолжая круглосуточно корпеть над обвинительным заключением. Однако этот секрет давно устаревший, потому что «дело ГКЧП» развалилось и так, само по себе. В какой мере это стало следствием ваших собственных ошибок?
- Я лично виноват только в том, что на первом этапе следствия не сумел точно определиться с квалификацией. Но дело было беспрецедентным, мнения ученых и специалистов разделились ровно пополам. Обвинение пришлось перепредъявлять, это лишние недели, но в целом со следствием мы управились за пять месяцев, допросив между тем около 5 тыс. человек, - я считаю, что по такому делу это рекордно короткий срок.
Рассмотрение оказалось затянутым прежде всего в суде. Причиной, конечно, стало и то, что Валентин Степанков как Генеральный прокурор не дистанцировался от следствия, он не только влез в него по уши, но еще и издал, пользуясь материалами следствия, книгу. В этом смысле Алексей Казанник ведет себя более грамотно, но он, на мой взгляд, впадает в другую крайность, не давая вообще никакой информации по развитию дела об октябрьских событиях. Граждане страны все же вправе такую информацию иметь, поскольку она не нарушает тайну следствия и презумпцию невиновности.
Однако в конечном счете «дело ГКЧП» развалил не только Степанков, оно зашло в тупик в силу двусмысленности политической ситуация. Извините, но когда прямо со скамьи подсудимых людей избирают в парламент, это вряд ли можно считать нормальным.
- Имело ли с самого начала судебную перспективу дело с такой длинной скамьей подсудимых, на которой к тому же сидят далеко не молодые люди?
- Чем короче скамейка, тем, конечно, рассмотрение проще. Но у всякого уголовного дела есть своя внутренняя логика, которая не может быть нарушена. Мы выделили из «дела ГКЧП» около ста дел, в том числе, например, о других нарушениях, имевших место в КГБ, которые по не зависящим от нас причинам дальнейшего развития так и не получили. А дробить и дальше, эпизоды единого заговора с целью захвата власти на самостоятельные дела было с процессуальной точки зрения невозможно. С аналогичными трудностями «длинной скамейки», по моим прогнозам, столкнется и следствие по делу об октябрьских событиях.
- С позиции имеющегося у вас опыта как вы оцениваете перспективы дела об октябрьских событиях в Москве?
- Как весьма сложные, и это объективно. До сих пор, сколько можно судить по коротким высказываниям Алексея Казанника, попадающим в печать, следствие движется в верном направлении. Отрабатываются дела на конкретных исполнителей, которым возможно вменить конкретные эпизоды насильственных действий, погромов, неповиновения законным требованиям работников милиции и так далее. Здесь трудности неизбежны, однако они носят скорее технический и субъективный характер в связи со сложностью доказывания конкретных эпизодов при недостатке следственного опыта у тех, кто ведет эти дела.
С трудностями иного рода придется столкнуться при формулировании обвинения против организаторов массовых беспорядков. Что факты таких беспорядков имели место, что состав преступления здесь налицо и круг виновных (пока приблизительный) составляют те, кто сегодня содержится в Лефортово, для меня в целом несомненно. Но, во-первых, даже у нас, расследовавших не одно дело о массовых беспорядках, нет прецедентов привлечения к ответственности их организаторов на таком уровне.
Это же не тот человек, который по материалам нашего «ошского дела» ездил вокруг движущейся толпы на велосипеде, координируя ее движение криками: «Вон там турки». Здесь роль конкретного организатора может оказаться выраженной в одном приказе, например, раздать оружие. Соответственно и способы доказывания его причастности к преступлению должны конструироваться как-то иначе, чтобы была очевидна причинно-следственная связь между его действием и последствиями, к которым оно привело.
Во-вторых, при расследовании дела об октябрьский событиях непременно вылезут наружу старые хвосты, в том числе майские. Смотрите: события у Останкинского телецентра летом 1992 года не расследованы, инциденты 23 февраля 1993 года остались вне поля зрения, «дело ГКЧП» зависло, события майской демонстрации не расследованы.
Что касается последних, то следователь Георгий Чуглазов, начинавший это дело как дело о неподчинении законным требованиям работников милиции, мог бы его сейчас уже окончить, но вынужден был отказаться от дальнейшего участия в нем, после того как летом Степанков потребовал квалифицировать события как массовые беспорядки. Сейчас в этом направлении дело пытается закончить Феткуллин, но я убежден, что признаков массовых беспорядков нет, ни одно стекло не разбито, оружие как таковое не применялось, подожжена одна машина неизвестно кем. Из политических соображений, как мне представляется, предписано было усилить обвинение, а теперь дело затянуто и скорее всего рухнет в суде.
Между тем по всем упомянутым мною делам проходят зачастую одни и те же участники. Анпилов мелькает везде. Макашов чуть-чуть не сел у нас на скамью подсудимых по «делу ГКЧП». А на Руцком висит обвинение, связанное с подозрениями в коррупции, которое надо было либо вообще не выдвигать, либо теперь подтвердить или опровергнуть. В результате, с процессуальной точки зрения, эта связка эпизодов и дел приобретает очень сложный, асимметричный характер. Как их объединять или, напротив, делить - это очень трудная проблема для следствия.
Столкнется оно и с другими проблемами, например, проблемой защиты прав потерпевших. Алексей Казанник называет число около полутора сотен убитых и девятисот раненых.
Никто не может назвать и сроков, которые потребуются обвиняемым и их адвокатам на ознакомление с материалами дела после предъявления обвинения. А политическая ситуация все время меняется, как погода...
Политика - главный враг следствия
- К вам лично не обращались как специалисту с просьбой помочь в этом расследовании?
- Сразу после октябрьских событий, еще когда Генеральным прокурором оставался Валентин Степанков, мне делались такие неофициальные предложения. Я отказался, с одной стороны, потому что не хотел больше работать со Степанковым, а с другой стороны, потому что просто по-человечески устал от всего этого и не хочу больше заниматься расследованием политических дел.
- Новый Генеральный прокурор старается рассматривать дело об октябрьских событиях в Москве прежде всего как уголовное, а не политическое.
- В этом я отдаю ему должное и отношусь к его усилиям с пониманием и уважением. Но даже если согласиться с тем, что квалифицироваться это дело должно как уголовное, все равно подоплека у него политическая, и от нее никуда не уйдешь. Я, например, не вижу, как можно сформулировать обвинение, не дав точной юридической оценки исходному положению, при котором начались массовые беспорядки и акции по их организации, то есть не квалифицировав тем или иным образом действия самого президента и должностных лиц, принимавших участие в конфликте на его стороне.
Я склонен думать, например, что действия президента покрываются юридической конструкцией крайней необходимости, но тут есть сложные вопросы меры того насилия, которое могло быть применено для предотвращения более существенного ущерба, а что касается действий тех, кто непосредственно выполнял распоряжения президента, то в них могут быть обнаружены признаки эксцессов исполнителей, выходящие уже за пределы крайней необходимости. Вы понимаете, насколько это сложно - не столько с правовой, сколько с политической точки зрения.
В такое сложное время, как наше, на один и тот же вопрос можно получить разные ответы, если рассуждать с политической и с юридической точек зрения Анатолий Собчак еще в Верховном Совете СССР дал прекрасную политическую оценку событиям в Тбилиси, возложив вину на военных. А следователь Любимов в своих оценках возложил вину на Гамсахурдиа, и дело было похоронено. С третьей точки зрения - исторической, следователь оказался, по-моему, более проницателен, чем политики. Но это выясняется, так сказать, уже постфактум. А вообще политики не любят прислушиваться к голосу следователей, они внимают голосу закона, только когда им это выгодно. Так чего же вы от меня-то хотите, зачем я опять туда полезу?
Леонид Никитинский. 30.06.2003 03:05
Inga kommentarer:
Skicka en kommentar